Королевский убийца [издание 2010 г.] - Робин Хобб

Доверие не есть доверие, пока оно не полное. Мы были так близки, что я не знал, чья именно это была мысль. На мгновение у меня появилось двойное ощущение мира, когда его восприятие наложилось на мое. Его ощущение запаха тел, его слух, говорящий мне о лисицах, уже подбирающихся к «перекованным», его глаза, благодаря которым зимние сумерки как бы рассеялись. Потом эта раздвоенность исчезла и его чувства стали моими, а мои — его. Мы были связаны воедино.

Холод охватывал землю и мои кости. Мы нашли мой задубевший от мороза плащ, я встряхнул его и надел. Я не пытался застегнуть его и держал подальше от кусаной раны на шее. Кое-как мне удалось натянуть рукавицы, несмотря на раненую руку.

— Лучше нам пойти, — сказал я тихо. — Когда мы придем домой, я вычищу и перевяжу наши раны. Но сперва хорошо бы туда добраться и согреться.

Я почувствовал согласие Ночного Волка. Он шел рядом со мной, не позади. Один раз он принюхался. Поднялся холодный ветер. Начал падать снег. Вот и все. Нос волка дал мне знать, что больше не надо бояться «перекованных». Воздух был чист, не считая запаха тех, оставшихся позади, и даже он становился слабее, превращаясь в запах падали и перемешиваясь с запахом лисиц, пришедших за едой.

Ты был не прав, заметил он. Оба мы не особенно хорошо охотимся поодиночке. Ехидный восторг. Но может быть, ты думаешь, что неплохо справлялся до того, как я пришел?

Волк не предназначен для того, чтобы охотиться в одиночку. Я пытался сохранить достоинство.

Он вывалил язык, широко раскрыв пасть.

Не бойся, маленький брат. Я буду с тобой.

Мы продолжали идти по хрустящему белому снегу мимо окоченевших черных деревьев.

Не очень далеко до дома, успокоил меня Ночной Волк. Я чувствовал, как его сила смешивается с моей, по мере того как мы, прихрамывая, двигались вперед.

Был почти полдень, когда я подошел к дверям кабинета Верити. Моя рука была тщательно забинтована и скрывалась в необъятном рукаве. Рана оказалась не такой серьезной, но болезненной. Укус между плечом и шеей скрыть было не так просто. Там у меня был вырван кусок плоти, и рана сильно кровоточила. Когда я разглядел ее в зеркало прошлой ночью, мне чуть не стало плохо. После обработки кровотечение усилилось. Что ж, если бы Ночной Волк не вмешался, еще большая часть меня осталась бы в пасти «перекованного». Не могу объяснить, какой омерзительной мне показалась эта мысль. Я ухитрился прикрыть рану, но это получилось не очень-то хорошо. Я подтянул рубашку повыше и закрепил ее, чтобы скрыть повязку. Она давила на рану, но закрывала ее. Я с опаской постучался в дверь. Когда она открылась, я как раз пытался прокашляться.

Чарим сказал мне, что Верити нет. В глазах его была глубокая тревога. Я попытался не заметить этого.

— Он не может оставить верфи, да?

Чарим покачал головой.

— Нет. Он наверху, в башне, — коротко сказал старый слуга.

Я повернулся, и Чарим медленно закрыл дверь.

Что ж, Кетриккен говорила мне то же самое. Я пытался забыть эту часть нашего разговора. Ужас охватил меня, когда я увидел ступени башни. У Верити не было никакой причины подниматься туда. Из этой башни он работал Силой летом, когда погода была хорошей и пираты совершали набеги на наши берега. Не было никакой причины ходить туда зимой, особенно когда завывает ветер и идет снег, как сегодня. Никакой причины, кроме ужасной привлекательности самой Силы.

Я чувствовал этот соблазн, напомнил я себе, сжав зубы и начав долгий путь наверх. Я тоже познал хмельную эйфорию Силы. Как сгусток давно прошедшей боли, всплыли в моей памяти слова Галена: «Если вы слабы, — угрожал он нам, — если вам не хватает сосредоточенности и дисциплины, если вы потакаете себе и стремитесь к удовольствию, вы не овладеете Силой. Это Сила овладеет вами. Отказывайтесь от любых удовольствий; отвергайте все слабости, соблазняющие вас. Тогда, когда вы станете твердыми, как сталь, вы, возможно, будете готовы встретить искушение Силы и отвернуться от него. Если вы поддадитесь этому соблазну, вы превратитесь в огромного младенца, безмозглого и всеми презираемого». Потом он давал нам уроки лишений и наказаний, превосходивших все пределы разумного. Тем не менее, когда я познал восторг Силы, он не показался мне тем мишурным удовольствием, о котором говорил Гален. Скорее это было то же волнение крови и биение сердца, которое иногда рождала во мне музыка, или внезапный полет яркого фазана в осеннем лесу, или даже радость от того, что лошадь безукоризненно выполнила трудный прыжок. То мгновение, когда все вокруг приходит в равновесие и все части целого сочетаются друг с другом, так же великолепно, как полет птиц, которые кружатся на лету. Сила дает это человеку, но не на мгновение. Это продолжается столько времени, сколько человек может выдержать, и это ощущение становится сильнее и чище, по мере того как Сила овладевает человеком. По крайней мере, так я думал. Мои собственные способности к владению Силой были навсегда повреждены в схватке воли с Галеном. Мысленные защитные стены, которые я возвел, были таковы, что даже человек со столь огромной Силой, как у Верити, не всегда мог достать меня. Моя собственная способность дотягиваться до сознания других людей стала непостоянной, робкой и капризной, как пугливая лошадь.

Я остановился у двери Верити. Я глубоко вздохнул, потом медленно выдохнул, чтобы не позволять мрачному настроению овладеть мной. Все это было сделано, и много времени прошло с тех пор. Нет никакого смысла возвращаться к этому. По старой привычке я вошел не постучав, чтобы шум не помешал сосредоточенности Верити. Он не обязан был работать Силой. Но он делал это. Ставни на окнах были открыты, и он выглядывал из окна. Снег кружился по комнате, садясь на темные волосы, синюю рубашку и камзол. Принц глубоко и ровно дышал. Это одновременно был ритм глубоко спящего человека и бегуна, пытающегося восстановить дыхание. Верити, по-видимому, не заметил меня.

— Принц Верити? — сказал я тихо.

Он повернулся ко мне, и его взгляд был как жар, как свет, как ветер мне в лицо. Он с такой силой обратил свою Силу на меня, что я едва не потерял себя. Его сознание вошло в меня так, что почти не осталось места для меня самого. Мгновение я утопал в Верити, а потом он исчез, выйдя так стремительно, что я остался трепещущим и задыхающимся, словно рыба, выброшенная высокой волной на берег. Он шагнул ко мне, подхватил меня под локоть и удержал на ногах.

— Прости, — извинился он. — Я не ожидал твоего прихода. Ты испугал меня.

— Мне следовало постучаться, мой принц. — Я торопливо кивнул ему, дав понять, что могу стоять самостоятельно. — За чем вы наблюдаете с таким напряжением?